22 июня навсегда вошло в историю нашей страны, как скорбная дата. Дзержинцы, как и многие другие граждане Советского Союза, жили совершенно спокойной, размеренной жизнью, с тревогой следя за разгорающейся войной на Западе, но все еще надеясь, что пожар обойдет стороной.
На 22 июня 1941 года в городе был намечен футбольный матч, в газетах писали о начале двухнедельных курсов для девушек, сдающих нормы ГТО, в школах объявили о закупке новых учебников, а садики рапортовали о готовности выехать на летние дачи.
Все планы были перечеркнуты в одночасье. Сегодня мы публикуем воспоминания дзержинцев, на юность и детство которых пришлось военное лихолетье.
Лидия Хлопкова: Во время налетов дрожали от страха
«Был год 1941-й. Мне было 15 лет. Я окончила семь классов. 22 июня мы с подружками вышли на улицу погулять, и вдруг неожиданно услышали объявление: началась война с Германией.
Мы, конечно, все испугались и разбежались по домам. Дома уже никто не спал, все стояли у радио и слушали. Со следующего дня началась моя трудовая жизнь.
В это время мама у меня работала на овощескладе в поселке Бабушкино. Я начала вместе с ней ходить на склад в дневные и в ночные смены.
Там очень быстро соорудили сушильные печи, и мы чистили лук, картошку, морковь, которые сушили для воинов Красной армии. Помимо этого, в первые дни войны всех нас, жителей Желнино, водили копать убежища. Помню, выкопали убежище в начале улицы, затем в конце.
Вся одежда, вещи первой необходимости у нас были собраны в мешки, которые стояли на самом видном месте. Когда объявляли тревогу, мы брали эти мешки и бежали в бомбоубежище в другой конец улицы. Там жили моя бабушка и родной дядя, и взрослые рассуждали, что уж если придется погибнуть, то сразу всем вместе.
Самолеты всегда летели по реке. Гул стоял страшный, и все мы, конечно, очень боялись,
Однажды мы с сестрой пошли в город к тетке. Пока гостили, объявили воздушную тревогу. Мы с сестрой решились бежать домой. Но недалеко ушли. На площади Дзержинского нас схватили дежурные и забрали в убежище, которое располагалось на стадионе. Это был как раз тот налет, когда один из самолетов сбросил бомбу в парке.
Еще одна бомба разорвалась на поселке Свердлова. Мы все это знали и понимали, что опасность нешуточная.
Но молодость есть молодость. В любую свободную минутку мы убегали на концерты в поселок Свердлова. И вот как-то мы довольно поздно возвращались с такого концерта. В темноте шли через лес — тогда микрорайонов еще не было и стоял лес. И вдруг услышали, что в Желнино объявили тревогу. Мы испугались и побежали изо всех сил. У меня были брезентовые туфли на деревянных каблуках. Второпях и с перепугу я их потеряла, утром пришлось возвращаться искать. Страх развеялся, каблуки приклеили на место, и я опять стала модничать.
Когда в городе установили ракетную установку, налетов стало меньше.
Через какое-то время я устроилась на работу в контору, которая была эвакуирована из Москвы в поселок Свердлова. Пока ее не перевели в Горький, она размещалась в обыкновенном бараке. Мама меня в Горький не пустила, и я перешла в ГИП при Заводстрое. Там я проработала почти до окончания войны.
В конце 1944-го я поступила учиться в Горький в техникум. И когда уже училась в техникуме, услышала весть об окончании войны. В это время я с другими студентами жила в общежитии. Все мы сразу бросились на площадь Минина и Пожарского, страшно радовались, плясали и пели. После этого мы, наверное, неделю не учились.
И сколько бы времени не прошло с тех пор, я всегда повторяла и буду повторять до самой
смерти, что самое страшное в жизни любого человека — это война. Единственное, чего я хочу, чтобы она никогда не повторилась».
Ангелина Домнина: Осталась сиротой в младенчестве
«Я родилась в феврале 1940 года. Поэтому о самых первых днях войны знаю лишь по рассказам. Но именно эти события навсегда перевернули мою жизнь.
С мамой и папой мы жили в Ленинграде. Надо полагать, что уже в 1941 году он был призван на фронт. Многочисленные запросы в действующую армию в 1942 году дали неутешительные результаты — пропал без вести.
Нас с мамой эвакуировали в Пермский край в город Лысьва. Во время перегона мама заболела тифом и умерла. Так накануне своего двухлетия я осталась круглой сиротой.
Неизвестно, как дальше бы сложилась моя судьба, если бы надо мной не сжалилась военврач Анна Михайловна Домнина. Когда стало ясно, что отца не найти, она приняла отважное решение — взять сироту в свою семью. У супругов уже был сын Валентин, поэтому мои новые родители решили вместе с фамилией дать мне новое имя. Так я из Валентины Пахомовой превратилась в Ангелину Домнину. Мои новые родители были военными врачами, поэтому все свое раннее детство помню, как череду многочисленных переездов, госпиталей, больниц. Другой жизни я не знала, поэтому раненые бойцы, больные, взрослые разговоры на медицинские темы мне казались совершенно естественными. И когда я закончила школу в Дзержинске, куда мы перебрались по распределению в середине 50-х годов, приняла решение тоже стать медиком.
Всю жизнь проработала в больницах города, и всегда с огромной благодарностью вспоминаю своих приемных родителей, не только спасших меня от смерти, но и давших мне самую крепкую и настоящую путевку в жизнь».
Мария Менькова: И после войны голодали
«Когда началась война, мне шел 17-й год. Я жила с родителями в деревне на юге Горьковской области. Помню, сразу нашим ребятам стали приходить повестки на фронт. Забирали не только ребят, но и девчат. Оставались только те, на кого накладывали бронь — кому-то нужно было работать в поле на тракторах.
Мои старшие подружки, почти все, кто не ушел на фронт, прошли ускоренные курсы и сели кто на трактор, кто на комбайн, косилку, за баранку грузовиков. Работали посменно — шесть дней в поле под открытым небом, один день дома. Кто-то месяцами жил в полях.
В селе осталось совсем немного мужчин, стариков, детей и женщин.
Нас, молодежь, несколько раз гоняли копать Горьковский рубеж в Суроватиху. Было очень тяжело: холод, слякоть, неприподъемные комья глины.
Все годы войны мы жили впроголодь. Продукты, урожай — все уходило на фронт. Было у нас в колхозе несколько человек, которых арестовали по закону «о трех колосках». Что с ними стало, неизвестно. Но их никто не осуждал — как-то надо было жить и кормить ребятишек.
Самый тяжелый год для деревни был после войны. Люди делали лепешки из лебеды и варили суп из картофельных очистков. Многие ребята с фронта не вернулись. И после войны еще долго все сельские работы лежали на бабьих плечах.
А в Дзержинск я перебралась уже в мирные годы, когда сюда приехали дети и уговорили меня жить вместе с ними».
Арсений Кукушкин (воспоминания из книги «Я геолог»):
«22 июня в 12 часов дня мы услышали по радио объявление о том, что началась война. Мне объявили, что предстоящую ночь я должен дежурить на крыше нашей школы на пл. Дзержинского. Вместе со мной дежурство несли еще несколько ребят.
В то лето нас, девятиклассников, стали направлять на заготовку дров и на работу на химические заводы. Я работал в хлорном цеху, где категорически запрещалось снимать противогаз.
С началом войны стало плохо с продуктами, даже хлеб достать было непросто, приходилось выстаивать ночь в очереди. После рабочей смены мы могли получить в столовой небольшой паек, например, булочку и стакан чая. Мы часто ездили в окрестные деревни, чтобы выменять продукты.
В то лето в городе появилось много беженцев с Украины, Белоруссии, к осени — эвакуированные из Москвы. В это же время в Дзержинск перевели Наркомат химической промышленности СССР.
К западу от Дзержинска в районе железнодорожной станции Сейма школьники копали оборонительные окопы. С началом нового учебного года многие школы отдали под госпитали. Всех учеников перевели в несколько городских школ. С учетом того, что за счет эвакуированных число детей в городе существенно увеличилось, учиться приходилось в две, а то и три смены.
В 1942 году многих моих сверстников стали вызывать в военкомат для отправки в различные воинские учреждения. Но 10-й класс дали закончить всем. 5 октября 1942 года я вместе с несколькими сверстниками отправился в Кронштадт для обучения в военной школе. Помню, когда мы прибыли в Ленинград, нас стали окружать бледные голодные ленинградцы, которые просили обменять продукты на что-либо.
Так и служил на флоте в той стороне. А вот мой младший брат Николай, учившийся на пулеметчика, погиб в районе Курской дуги 27 августа 1943 года. Ему было 18 лет».
Воспоминания собрала и записала Евгения МАКАРОВА
